А это снова я.
Со своим урожаем прочитанных книг.
Первое - "Жизнь Клима Самгина". Знаете, я уважаю Горького, а ранние произведения даже, пожалуй, люблю. И не только романтические, вроде "Макара Чудры", но и те, что более приземлены и темны, например, "Горемыку Павла". Но это... Знаете. я радовалась тихо, что тома, кажется, заканчиваются, а потом обнаружила, что дописать он роман не успел. Прожил бы еще лет двадцать, еще бы столько же написал. И даже больше. Потому что это роман, в котором просто нет чувства, что скоро можно будет поставить точку. Его можно тянуть и тянуть. Чем, собственно, автор и занят.
При этом не отрицаю, язык ярок и богат. Просто на каждой странице перлы. А что состоит полностью из перлов? Даниил Гранин говорил, что перловка.
Другое – «Трилогия желания» Драйзера. Слегка осложняли чтение всевозможные слова и выражения, вроде «медведь», «загрузиться» и т. д. Я далека от биржевых и акционерных треволнений, хотя кое-кто из моих родственников пробовал играть на малые суммы и даже получал дивиденды. До кризиса. А в целом… Знаете, такое чувство, что во время написания трилогии Драйзер медленно, но верно менял свое мнение о таком жизненном пути и таком способе достижения цели. И самое главное – о самой цели. Каупервуд молодой, дерзкий и смело поднимающийся из праха, куда его швырнули кризис и козни врага, - совсем не то, что Каупервуд дряхлеющий, но все еще похожий на хищника, готового заглотить весь мир. Переменились приоритеты, переменились взгляды. То, что казалось незыблемым колосом, после смерти Каупервуда разлетелось дымом. А его последняя и, кажется, единственная любовь (ибо мне не верится, что он любил Эйлин – сперва желал, скорее. после был благодарен), его Беренис, которая казалась такой циничной и так желала вернуться в общество, отвергшее ее, дочь содержательницы дома свиданий, превратилась едва ли не в новую Флоренс Найтингейл, только, соответственно времени, склонную к индуизму. Странная метаморфоза. И не в ней она произошла. скорее, в Драйзере.
Два прелестных романа Флобера «Саламбо» и «Воспитание чувств». Изящные, красивые книги. Одна – пышная, древняя, вся пропахшая благовониями и кровью. Другая – почти современная, изящно-строгая, пахнущая духами и … тоже кровью. Почти идеальный язык, так божественно переданный переводчиком, полузнакомые, но слишком сильные и слишком слабые характеры. Война и почти просто жизнь. Обе книги хороши, обе запоминаются. Обе хочется перечитать. Но только по отдельности.
Кроме того, продолжаю читать Анри Барбюса. На этот раз «Правдивые повести». Это множество рассказов, подчас страшных, натуралистичных, страшных. Чего стоит только «Вместе» - двух влюбленных, двух заключенных, пытали изуверским способом – привязав друг к другу. Через месяц они ненавидели друг друга. Есть и другие. особо запомнившиеся истории. О приговореннмо к расстрелу, который говорил товарищу по несчастью, блаженному, сумасшедшему, чтобы он не боялся, это парад, это салют. О самой ужасной из пыток – пытке надеждой. О неугасающем духе многих и многих. И несмотря на весь натурализм, страх и кровь, как же все это преисполнено настоящего, глубоого чувства.
Другой французский роман – «Страстная неделя» Луи Арагона. Сюжет почему-то мало запомнился. Да и какой там сюжет – просто одни и другие идут по дорогам Франции в один из ее тяжких лет, на встречу кто к Наполеону, готовому пережить свои сто дней, кто к Луи, едва ил не последнему Филлипу. Среди них – Теодор Жерико, все видящий красками, генералы, короли, и многие другие. Это не ровный поток, это выныривание частиц. И совершенно особый стиль. На удивление мало диалогов. Зато огромные … не описания а какие-то водовороты. Слово цепляется за слово, и читатель утонул, затянутый в какую-то глубину предложений и фраз. Потом выныриваешь, оглядываешься и… ныряешь снова.
Два романа Бредбери. Не небо и земля, но … Земля и Марс. Детский мир, где новые теннисные туфли – великое драгоценное счастье, а то, что они сразу покрылись плесенью – настоящая трагедия. Яркие живые лица, но все как в дымке. Заострение внимания на деталях, а не на «главном». На лучах света, на стакане лимонада. на звуках, на запахах. Почти смерть – но и оживление, потому что добрый мудрый друг принес в добырй час свежий воздух. А самое главное – два аньтпода: снежинка в холодильнике и вино из одуваничиков. Сбереженная зима и сохраненное лето. Маленькие чудеса. И великое чудо – Марс. Фантасмагоричный и монящий, отвергающий и покорный, приемлющий и победивший. Чудо из чудес. Сон и явь. Отражение земли – в кривом зеркале.
Мериме. Хроника царствования Карла Девятого. Честно, возникло ощущение обмана. Для хроники слишком мало места отведено историческим персонажам, что специально подчеркнуто в насмешливых обращениях к читателю, и слишком коротко.
«Эрнани» вызвал, если честно, некоторый чисто авантюрный интерес, а затем легкое разочарование. Особенно нарочито романтически-титаническая концовка. Я знаю, что из-за этой пьесы случилось форменное побоище. но…