ПереПрочитала Хаксли О, дивный новый мир. В первый раз листала очень давно, так что как впервые. Разочарована, ожидала большего.
Ощущения встающего перед глазами мира у меня не возникло, но это в принципе характерно для литературы первой половины ХХ века, они больше взывали к идеям, чем к художественной правде. Поэтому сперва о героях. Отдельную сложность для восприятия составляют аллюзии, так система персонажей одновременно является и системой идеологем Я опознала далеко не всех. Так что можно читать на уровне межличностных взаимодействий, а можно сразу выходить на уровень идеологий. Последнее получается криво, повторюсь, мне часть этих концепций просто не знакома.

Спойлеры и прочие мысли на полях, понятные тем, кто читалВесь текст меня не оставляло ощущения рояля в кустах, особенно относительно Бернарда. Нет, я знаю таких людей, но есть в его истории какое-то "не верю", какая-то незавершенность. От Линды и Дикаря тоже остается ощущение рояля в кустах. Самые симпатичные мне герои - Гельмгольц, Мустафа Монд, прочие - цельны. Итак, только Дикарь и Бернард воспринимаются как неполноценные и незаконченные какие-то. Это при том, что они главные герои. Такая незавершенность должна иметь свой сакральный смысл. В чем он? Означает ли эта незавершенность тот факт, что бунтари ущербны сами по себе? Думаю, скорее да. Прямого ответа в тексте не дано, дан кошмар против кошмара. Автор и сам в позднейшем послесловии отмечает, что можно было бы ждать третью модель. Но косвенно она намечена - ссылка на острова. Но это мне не понравилось.


А, да. Позабавили бомбы с Сибирской язвой над Парижем. Помните, как несколько лет назад СМИ гремело сообщением о письмах с Сибирской язвой? Изящная же шпилька.

ЦитатыЗатяжное самогрызенье, по согласному мнению всех моралистов, является занятием самым нежелательным. Поступив скверно, раскайся, загладь, насколько можешь, вину и нацель себя на то, чтобы в следующий раз поступить лучше. Ни в коем случае не предавайся нескончаемой скорби над своим грехом. Барахтанье в дерьме — не лучший способ очищения.

Революцию действительно революционную осуществить возможно не во внешнем мире, а лишь в душе и теле человека. Живя во времена Французской революции, маркиз де Сад, как и следовало ожидать, использовал эту теорию революций, дабы придать внешнюю разумность своей разновидности безумия. Робеспьер осуществил революцию самую поверхностную — политическую. Идя несколько глубже, Бабеф попытался произвести экономическую революцию. Сад же считал себя апостолом действительно революционной революции, выходящей за пределы политики и экономики, — революции внутри каждого мужчины, каждой женщины и каждого ребенка, чьи тела отныне стали бы общим сексуальным достоянием, а души были бы очищены от всех естественных приличий, от всех с таким трудом усвоенных запретов традиционной цивилизации. Понятно, что между ученьем Сада и поистине революционной революцией нет непременной или неизбежной связи.

Ведь, как всем известно, если хочешь быть счастлив и добродетелен, не обобщай, а держись узких частностей; общие идеи являются неизбежным интеллектуальным злом. Не философы, а собиратели марок и выпиливатели рамочек составляют становой хребет общества.

весь секрет счастья и добродетели: люби то, что тебе предначертано. Все воспитание тела и мозга как раз и имеет целью привить людям любовь к их неизбежной социальной судьбе.

По профессии он был лектор-преподаватель, работал на институтской кафедре творчества и прирабатывал как технолог-формовщик чувств: сочинял ощущальные киносценарии, сотрудничал в «Ежечасных радиовестях», с удивительной легкостью и ловкостью придумывал гипнопедические стишки и рекламные броские фразы.

Формирование альфовиков не предусматривает бессознательного следования инфантильным нормам поведения. Но тем сознательнее и усерднее должны альфовики следовать этим нормам. Быть инфантильными, младенчески нормальными даже вопреки своим склонностям — их прямой долг.

Все конфликты (и социальные, и межличностные) можно выразить словами Ю.Наумова "нас попирала чья-то похоть, нам горло сдавливало туже намыленным шарфом". Наверное, такая целостность конфликта - это хорошо. Хотя мне, как современному читателю, уже скучно. Кому-то это попирание не мешает, кому-то жить не дает, так вот и разворачивается действие. Чем отличается утопия от антиутопии? Тем, что в антиутопии есть недовольный герой, только этим. Вспомним утопии Платона, утопии Ренессанса - для нас это антиутопии почище Оруэлла! При этом антиутопия Хаксли вызывала у меня порой горькие смешки, но ни капельки не пугала. Нет, я понимаю, что лет 80 назад она воспринималась совсем иначе. Но мы в чем-то похожем уже живем. Какая мне разница будет ли религиозный человек осенять свой живот знаком Т или совершать крестное знамение, если побудительные мотивы веры одинаковы (может быть не везде и не всегда, но почти)? Какая мне разница, будет ли мой знакомый есть таинственную сому или менее таинственные антидепрессанты, если я на выходе получаю одинаковый фальшивый позитив?

Почему я вообще дочитала до конца, разобравшись в том, что именно передо мной? А потому, что страхи эпохи дают о ней не менее богатое представление, чем ее верования. Люди боялись оказаться в "дивном новом мире", но шли в него с открытыми глазами. Мы уже не понимаем их страхов, нам в этом дивном, новом хорошо. Или плохо, но скорее комфортно, чем нет. И этот комфорт мы еще как ценим. Я также как и описанные Хаксли дельтовики-дебилы рассмеюсь в лицо тому, кто будет проповедовать мне о свободе вообще и о свободе страдания - на фиг-на фиг сей мазохизм, я не хочу страдать и плевать на ту духовную глубину, которую оно (страдание) дает. Дает, факт. А без нее человек всяко счастливее. Прямо-таки вспоминается Камю "отчаяние не факт, а состояние: пусть даже состояние греха, ибо грех есть то, что удаляет от Бога. Абсурд, будучи метафизическим состоянием сознательного человека, не ведет к Богу. Быть может, понятие абсурда станет яснее, если я решусь на такую чрезмерность: абсурд - это грех без Бога. ". Бернард и Дикарь - абсурдные герои (термин "абсурдные" - в понимании Камю). А прочие - нашли своего Бога - будь этот Бог полноценным протестом против цивилизации или благом потребления - это все равно счастье. А счастье - главная ценность общества потребления. Мы не знаем как живется на островах Гельмгольцу, но я бы предположила, что он счастлив (привет от меня и, полагаю, Хаксли философии жизни и экзистенциализму).