Это из детства. Рассказ "Уроки французского" я прочитала в хрестоматии по литературе в классе седьмом. Очень мне он доставил тогда. В то время я читала всё подряд, не заботясь запоминать названия, имена авторов. Не думая о временных и пространственных привязках. Литература для литературы. Выдуманный мир в чистом виде. Автора не существует, есть только вторичная реальность, которая на время становится абсолютно первичной.
Потом через долгое время я вспоминала эти тексты, вычитанные из хрестоматий, хотела найти их, но как найти? И! неделю назад наткнулась на Валентина Распутина в букинисте, рассказ узнала. Поюзанная такая потёртая книжка с рисунками тушью! красота!
Сейчас, конечно, не сочувствуешь так герою. События, диалоги, которые казались в детстве полными и исчерпывающими, теперь кажутся недосказанными, куцими, недописанными, так что волей-неволей начинаешь думать об авторе: что вот у него идея, и он какбэ донёс её, а вспомнить или придумать убедительный диалог не мог, потому мы читаем эти несколько отписки (идея важнее). А я против! Идея ничего не значит! Форма значит всё! Недавно по другому поводу я сказала приятелю, что думать об авторе, читая книжку, это печально. Да, блин, это печально! Читая книжку, я хочу забывать об авторе. И вообще обо всём. Не хватает этого детского чувства первичности вторичной реальности. Но в детстве такое почти от любого текста было, а сейчас я стал капризен, и оправдаться можно только тем, что я ненамеренно, оно само.
В книжке ещё были рассказы "Рудольфио", "Век живи -- век люби", "Что передать вороне?"
Самый ранний и самый дебильный -- "Рудольфио". Там ощущение отписочности от диалогов самое острое. И присутствует ненавидимое мною явление: Загадочная Умилительная Прекрасная Девушка, созданная автором-мужчиной, который ничего не понимает в сабже.
Самый клёвый -- "Век живи -- век люби". Чувственной любови там, к счастью, нет даже в намёках. Рассказ вообще не об этом. И это прекрасно! Такие книги будят страсть к путешествиям. Хочется вот прям щас! вот немедленно! оказаться где-нибудь в районе Байкала с палаткой и хорошей компанией. Похоже на Бажова чем-то, кстати.
А "Что передать вороне?" это имхо честно записанный глюк. По степени честности на какого-то Кастанеду даже похоже. Только у Кастанеды глюков много и подряд, не прекращаясь, а тут маленький, один, в самом конце (и во время чтения не отпускает чувство, что всё неспроста, что что-то будет, но... антиклимакс, увы).
Если в целом. Слог у Распутина тяжеловатый, но увязчивый. Зацепляешься за слова, и трудно бросить читать, хотя читать тоже трудно. Сюжет не главный, а является фоном для рефлексии и завуалированных теоцентрических спекуляций. Впрочем, сильно наивных, искренних, восторженных. Это мило.
Потом через долгое время я вспоминала эти тексты, вычитанные из хрестоматий, хотела найти их, но как найти? И! неделю назад наткнулась на Валентина Распутина в букинисте, рассказ узнала. Поюзанная такая потёртая книжка с рисунками тушью! красота!
Сейчас, конечно, не сочувствуешь так герою. События, диалоги, которые казались в детстве полными и исчерпывающими, теперь кажутся недосказанными, куцими, недописанными, так что волей-неволей начинаешь думать об авторе: что вот у него идея, и он какбэ донёс её, а вспомнить или придумать убедительный диалог не мог, потому мы читаем эти несколько отписки (идея важнее). А я против! Идея ничего не значит! Форма значит всё! Недавно по другому поводу я сказала приятелю, что думать об авторе, читая книжку, это печально. Да, блин, это печально! Читая книжку, я хочу забывать об авторе. И вообще обо всём. Не хватает этого детского чувства первичности вторичной реальности. Но в детстве такое почти от любого текста было, а сейчас я стал капризен, и оправдаться можно только тем, что я ненамеренно, оно само.
В книжке ещё были рассказы "Рудольфио", "Век живи -- век люби", "Что передать вороне?"
Самый ранний и самый дебильный -- "Рудольфио". Там ощущение отписочности от диалогов самое острое. И присутствует ненавидимое мною явление: Загадочная Умилительная Прекрасная Девушка, созданная автором-мужчиной, который ничего не понимает в сабже.
Самый клёвый -- "Век живи -- век люби". Чувственной любови там, к счастью, нет даже в намёках. Рассказ вообще не об этом. И это прекрасно! Такие книги будят страсть к путешествиям. Хочется вот прям щас! вот немедленно! оказаться где-нибудь в районе Байкала с палаткой и хорошей компанией. Похоже на Бажова чем-то, кстати.
А "Что передать вороне?" это имхо честно записанный глюк. По степени честности на какого-то Кастанеду даже похоже. Только у Кастанеды глюков много и подряд, не прекращаясь, а тут маленький, один, в самом конце (и во время чтения не отпускает чувство, что всё неспроста, что что-то будет, но... антиклимакс, увы).
Если в целом. Слог у Распутина тяжеловатый, но увязчивый. Зацепляешься за слова, и трудно бросить читать, хотя читать тоже трудно. Сюжет не главный, а является фоном для рефлексии и завуалированных теоцентрических спекуляций. Впрочем, сильно наивных, искренних, восторженных. Это мило.
), но не безупречная. И неприятная.)
Хотя, может, это была искусная стилизация?
