А еще у меня душа и ресницы красивые (с)
Ощущения встающего перед глазами мира у меня не возникло, но это в принципе характерно для литературы первой половины ХХ века, они больше взывали к идеям, чем к художественной правде. Поэтому сперва о героях. Отдельную сложность для восприятия составляют аллюзии, так система персонажей одновременно является и системой идеологем Я опознала далеко не всех. Так что можно читать на уровне межличностных взаимодействий, а можно сразу выходить на уровень идеологий. Последнее получается криво, повторюсь, мне часть этих концепций просто не знакома.
Спойлеры и прочие мысли на полях, понятные тем, кто читал
А, да. Позабавили бомбы с Сибирской язвой над Парижем. Помните, как несколько лет назад СМИ гремело сообщением о письмах с Сибирской язвой? Изящная же шпилька.
Цитаты
Все конфликты (и социальные, и межличностные) можно выразить словами Ю.Наумова "нас попирала чья-то похоть, нам горло сдавливало туже намыленным шарфом". Наверное, такая целостность конфликта - это хорошо. Хотя мне, как современному читателю, уже скучно. Кому-то это попирание не мешает, кому-то жить не дает, так вот и разворачивается действие. Чем отличается утопия от антиутопии? Тем, что в антиутопии есть недовольный герой, только этим. Вспомним утопии Платона, утопии Ренессанса - для нас это антиутопии почище Оруэлла! При этом антиутопия Хаксли вызывала у меня порой горькие смешки, но ни капельки не пугала. Нет, я понимаю, что лет 80 назад она воспринималась совсем иначе. Но мы в чем-то похожем уже живем. Какая мне разница будет ли религиозный человек осенять свой живот знаком Т или совершать крестное знамение, если побудительные мотивы веры одинаковы (может быть не везде и не всегда, но почти)? Какая мне разница, будет ли мой знакомый есть таинственную сому или менее таинственные антидепрессанты, если я на выходе получаю одинаковый фальшивый позитив?
Почему я вообще дочитала до конца, разобравшись в том, что именно передо мной? А потому, что страхи эпохи дают о ней не менее богатое представление, чем ее верования. Люди боялись оказаться в "дивном новом мире", но шли в него с открытыми глазами. Мы уже не понимаем их страхов, нам в этом дивном, новом хорошо. Или плохо, но скорее комфортно, чем нет. И этот комфорт мы еще как ценим. Я также как и описанные Хаксли дельтовики-дебилы рассмеюсь в лицо тому, кто будет проповедовать мне о свободе вообще и о свободе страдания - на фиг-на фиг сей мазохизм, я не хочу страдать и плевать на ту духовную глубину, которую оно (страдание) дает. Дает, факт. А без нее человек всяко счастливее. Прямо-таки вспоминается Камю "отчаяние не факт, а состояние: пусть даже состояние греха, ибо грех есть то, что удаляет от Бога. Абсурд, будучи метафизическим состоянием сознательного человека, не ведет к Богу. Быть может, понятие абсурда станет яснее, если я решусь на такую чрезмерность: абсурд - это грех без Бога. ". Бернард и Дикарь - абсурдные герои (термин "абсурдные" - в понимании Камю). А прочие - нашли своего Бога - будь этот Бог полноценным протестом против цивилизации или благом потребления - это все равно счастье. А счастье - главная ценность общества потребления. Мы не знаем как живется на островах Гельмгольцу, но я бы предположила, что он счастлив (привет от меня и, полагаю, Хаксли философии жизни и экзистенциализму).
Джонатан Тригелл: Мальчик А (Boy A)
)
